Действуем ты так. В воскресенье, без двадцати три, я останавливаю машину около пешеходного перехода, Семка катапультируется, и в два прискока занимает очередь в кассу. А мы объезжаем здание вокруг, и заныриваем на служебную стоянку. Там открыт шлагбаум, хоть народ об этом и не знает, кидает машины лишь бы где, даже на тротуаре.
Перед парадными ступенями я притормаживаю прохожего, который видом покрепче, и мы возносим коляску наверх, под колоннаду. Тем временем и очередь подходит. Берем два билета, и входим вовнутрь вчетвером. Жена и Семка принимают наши одежки, идут через билетеров, спускаются вниз, в гардероб. А мы толкаем дверь, которая прямо, на которой висит табличка «не входить», и таки входим. Въезжаем, здасьте.
Степенные тетушки-администраторши нас уже узнают, охранники, судя по вялой реакции, тоже. Хотя, конечно, поначалу было неуютно, за отсутствием тяги к халяве. К тому же, срабатывал павловский рефлекс, ведь за коляску на чисто вымытом полу нам время от времени достается даже в поликлинике, от бабуль в синих спецовках, с хорошо поставленными голосами. Но тут, в осином гнезде высокого искусства, мы освоились в два счета.
Нам советуют самые лучшие места – с краю десятого ряда, напротив боковой двери. Нет, драпать мы не собираемся посреди дела, но персоналу так спокойнее. Я тут же слышу, как ключик проворачивается в недрах замка, отпирая выход откуда-то изнутри. Нам тут выгоднее всего, перед нами большой поперечный проход. И коляска никому не мешает.
Я долго боялся посещений тесных публичных мест. Ладно еще, на улице напарываться на застывающие взгляды прохожих. А тут вроде как вообще на витрине. И ребенок неизвестно что выкинет. Но – дело проверенное. Ребенок словно всю жизнь только этого и ждал. Весь в созерцании. А ко взглядам - привыкаешь, как к обоям.
М у з ы к а..
Я помню, как мы ходили в класс музыкальных занятий на Володарке. Колокольчики.. бубен.. ксилофон.. музыкальный центр.. Доктор-музыкотерапевт в белом халате.. Н-ндаа.. Серьезные взрослые сами не верят в то, что делают. Мусолят о целительной силе музыки, о всяких таких делах загадочных, сакральных, а вместо музыки подсовывают ре бубен.
Ничто не может заменить звучание живых инструментов в руках живых людей, в мягком волшебном мире настоящего концертного зала. Лилька, рот открыв, даже длинную вступительную речь искусствоведа выслушивает с интересом. Вздрагивает, когда раздаются аплодисменты, встречающие оркестр. Но начинает таять и растекаться пластилином в руках уже при вступительных аккордах.
Сколько битов интеллекта надо показать ребенку, чтобы компенсировать подлинную информацию об окружающем мире? А ведь ее запросто способно донести живое искусство, живое движение перед глазами. Доманы изобретали свою интеллектуальною программу для детей, которые видят перед собой мертвые стены. Я думаю, что выходя почаще за пределы стен, я вполне могу пожертвовать изрядной частью программы, вовсе без ущерба.
Не помню, чтобы дома когда-нибудь этот ребенок мог высидеть или вылежать столько времени без движения, без капризов, без настойчивого требования перемен. Семка вон к концу отделения под кресло сполз уже, места себе не может найти, всеми мыслями в буфете, в толкучке за бутылкой колы.
В антракте мы выкатываемся на люди, в фойе, щелкаем пару раз камерой от нечего делать. Все щелкают, ну и мы щелкаем. В отличие от взрослых, дети разглядывают нас без стеснения и страха, с неподдельным любопытством. Однако, поменять бы памперс.
Администраторша отпирает нам большую стеклянную дверь, за дверью оказывается туалет. Ба-а.. Да тут все и в самом деле предусмотрено. Настоящий, оборудованный туалет для инвалидов, совсем не то, что тот общественный нужник в прокуренном подвале.
- Нет, - говорю. - Нам бы кушетку, а не унитаз.
Женщина призадумывается, и через минуту находится нам и кушетка, в зале с аквариумами. А я и не знал даже про это уютное местечко. Заканчиваем дела, успеваем еще кофе выпить, и снова в зал.
Билет на Винокура стоит двести тысяч самый дешевый. А билет на воскресный дневной концерт симфонического оркестра Республики Беларусь, играющего с юными талантами, стоит тридцать самый дорогой.. И свободные места при этом.. Дурдом
Не, я слабо понимаю, почему в эту зимнюю непогоду инвалиды дома сидят.
